Раньше труженик тыла Владимир Харченко рассказывал только близким, как выжил в лихолетье. А сейчас, на склоне лет, он решил поделиться своими воспоминаниями об оккупации станицы Губской с читателями газеты «Предгорье». Важно, чтобы крупицы истории не исчезли со временем, считает он.
— Шла война, немцы подходили всё ближе и ближе к нам, — вспоминает Владимир Леонтьевич. — В июле 1942 года станичникам сообщили, что фашисты уже в Лабинске и скоро появятся в Губской. Кто-то попытался спрятаться от них, а мы не стали. Ждали в своём доме. У нас была многодетная семья. Отца забрали на фронт. Дед и мама справлялись с детворой. Дом у нас был аккуратный и добротный. Перед приходом врагов мама, как смогла, порубила его тяпкой, чтобы жилище не приглянулось им. Никто не знал, чего ждать от карателей.
Гитлеровцы, как всегда, были предусмотрительны. Сначала в Губской появились немецкие разведчики. Они проехали по станице и убедились, что здесь им ничего не грозит. Через сутки в полдень станица загудела от шума регулярных войск оккупантов. Никто из них не шёл пешком, колонна машин везла бесчисленное количество солдат, вооружённых с ног до головы. Вслед за ними с грохотом пронеслись по улице танки.
Владимир Харченко вместе с дедом и мамой испуганно наблюдал эту страшную картину у своих ворот. Но враги никого не тронули. В Губской они не остановились, проехали в сторону Баракаевской. Как говорили потом станичники, фашисты держали путь в станицу Новосвободную Майкопского района.
За ними пришли румыны и итальянцы, воевавшие на стороне нацистов. Со слов Владимира Леонтьевича, итальянцы были мирными люди, а румыны вели себя как звери: кругом шастали и вынюхивали. Все они устроились в центре станицы. К ним быстро примкнули предатели и рядом с немецким штабом организовали свой. В полицаи пошли те, кто с самого начала войны прятался в станице или сбежал с фронта.
Спустя некоторое время в Губскую приехал оберфюрер из Краснодара. В тот день собрали всех в центре. Его помощник переводил станичникам, что никто не должен беспокоиться: «Мы теперь будем жить в Губской и наведём тут порядок. А тот, кто станет противиться нашему режиму, будет расстрелян». После этих слов оберфюрер приказал всем разойтись по домам и, как прежде, жить спокойно, только ни в коем случае не уничтожать скот и птицу.
Но в обычное русло жизнь уже не могла вернуться, да и о каком спокойствии можно было говорить, когда фашисты вовсю хозяйничали в станице.
— Они ловили таких же подростков, как я, и отправляли в Германию, — рассказывает Владимир Харченко. — Дед вырыл яму и спрятал меня там, подальше от вражеских глаз.
Потом с помощью полицаев каратели нашли местных жителей, связанных с партизанами, и расстреляли их. Недалеко от нас был дом, полный женщин, стариков и детей. Их эвакуировали из Ленинграда на Кубань, спасая от беды. Но вышло всё наоборот: ленинградцев вывезли за станицу и тоже расстреляли.
— А их за что? — спрашиваю я.
— Кто его знает, — отвечает мой собеседник. — Может, среди них были евреи? Мне ведь тогда было всего 14 лет, многого я не знал и не понимал. Что-то увидел сам, а что-то узнал от близких.
Неожиданно Владимир Леонтьевич замолчал, мысленно перебирая события тех лет, и после долгой паузы с горечью в голосе рассказал ещё один страшный случай.
В ту пору под Баракаевской был большой фруктовый сад. И, как назло, тем летом уродился богатый урожай. Румыны узнали об этом, организовали солдат и поехали туда. Они набрали много яблок, погрузили на брички и повезли в Губскую. По пути их застали партизаны и завязался бой. Тогда погибло 13 противников. Убитых привезли в станицу. В центре Губской с довоенных времён была могила красно-гвардейцев, где покоился и дядя Владимира Харченко. Нацисты выкопали и выбросили останки героев за речку, а на их месте с почестями похоронили своих солдат.
Ещё много бед они принесли людям. И казалось, что враги уже не скоро покинут наши края. Но однажды утром семья Харченко проснулась, а фашистов словно ветром сдуло. Это был конец января 1943 года.
Сразу после ухода оккупантов началось спешное восстановление колхоза. Жители стали откапывать из земли припрятанную технику и ремонтировать. На машинно-тракторной станции рабочие трудились день и ночь. Туда Владимира Харченко привела мама. Сначала руководство станции не хотело принимать подростка на работу, нужны были люди с опытом, но потом из-за нехватки рабочих рук его всё же взяли учеником токаря, а потом перевели электриком. Быстро освоив сложное дело, Харченко трудился наравне с взрослыми. Эта профессия пригодилась ему и в дальнейшей жизни.
В судьбе Владимира Леонтьевича произошло ещё много событий, что-то уже стёрлось в его памяти, но воспоминания о военном времени не дают ему покоя и картины далёкого прошлого всплывают как наяву.
26 января 1943 года был освобождён Мостовский район. Чуть менее полугода – 171 день – хозяйничали здесь фашисты и успели натворить много злодеяний.
Стоит только вспомнить страшные события в Михизеевой Поляне, где за подозрения в связях с партизанами было расстреляно более 200 человек. Всего за время оборонительных и наступательных боёв на территории района погибло около восьми тысяч бойцов и мирных жителей. Но горные перевалы Аишха и Псеашхо, где развернулись самые ожесточённые бои, так и не были взяты фашистами. Их планы прорваться к Чёрному морю в районе Красной Поляны благодаря мужеству советских воинов были сорваны.
Виола Крапивина.